ТРИ ПОЕЗДКИ ИЛЬИ МУРОМЦА. По мотивам русских былин

Ездил Илья по чистому полю, защищал Русь от врагов с молодых лет до старости.

Хорош был у старого добрый конь, его маленький Бурушка-Косматушка. Хвост у Бурушки трех саженей, грива до колен, а шерсть трех пядей. Он броду не искал, перевозу не ждал, одним скоком он реки перескакивал. Он старого Илью Муромца сотни раз от смерти спасал.

Не туман с моря подымается, не белые снега в поле белеются, едет Илья Муромец по русской степи. Забелелась его головушка, его куд­рявая бородушка, затуманился его ясный взор.

— Ах ты, старость, ты, старость старая! Застала ты Илью в чистом поле, налетела черным вороном. Ах ты, молодость, молодость молодец­кая! Улетела ты от меня ясным соколом.

Подъезжает Илья к трем дорожкам, на перекрестке камень лежит, а на том камее написано: «Кто вправо поедет — тому убитым быть, кто влево поедет — тому богатым быть, а кто прямо поедет — тому жена­тым быть».

Призадумался Илья Муромец:

— На что мне, старому, богатство? Нет у меня ни жены, ни дето­чек, некому цветное платье носить, некому казну тратить. Поехать мне разве, где женатому быть? Да на что мне, старому, жениться? Молодую взять мне не годится, а старуху взять, так на печи лежать да кисель хлебать. Эта старость не для Ильи Муромца. Поеду-ка я по той дорож­ке, где убитому быть. Умру в чистом поле, как славный богатырь.

И поехал он по дороге, где убитому быть.

Только он отъехал три версты, напали на него сорок разбойников. Хотят его с коня стащить, хотят его ограбить, до смерти убить. А Илья головой качает, приговаривает:

— Эй вы, разбойнички, вам убить меня не за что и ограбить у меня нечего. Только и есть у меня кунья шубка в пятьсот рублей, соболиная шапка в три сотенки, да узда в пятьсот рублей, да седло черкасское в две тысячи. Ну, еще попона семи шелков, шита золотом да крупным жемчугом. Да меж ушами у Бурушки камень самоцвет. Он в осенние ночи как солнце горит, за три версты от него светло. Да еще, пожалуй, есть конь Бурушка — так ему во всем мире цены нет. Из-за этакой ма­лости стоит ли старому голову рубить?

Рассердился атаман разбойников:

— Это он над нами насмехается! Ах ты, старый черт, седой волк! Очень много ты разговариваешь. Гой,  ребятушки, рубите ему голову!

Соскочил Илья с Бурушки-Косматушки, хватил шапку с седой го­ловы, и да и стал шапкой помахивать: где махнет — там станет улица, отмахнется — переулочек.

За один взмах десять разбойников лежат, за второй — и двадцати на свете нет.

Взмолился атаман разбойников:

— Не побей нас всех, старый богатырь! Ты бери с нас золото, се­ребро, платье цветное, табуны коней, только нас живыми оставь.

Усмехнулся Илья Муромец:

— Кабы брал я со всех золотую казну, у меня были бы погреба полные. Кабы брал я цветное платье, за мной были бы горы высокие. Кабы брал я добрых коней, за мной гнали бы табуны великие.

Говорят ему разбойники:

— Одно красное солнце на белом свете — один на Руси такой бога­тырь, Илья Муромец. Ты иди к нам, богатырь, в товарищи, будешь у нас атаманом.

— Ой, братцы разбойники, не пойду я к вам в товарищи, да и вы расходитесь по своим местам, по своим домам, к женам, к деткам, будет вам у дорог стоять, проливать кровь невинную.

Повернул коня и ускакал прочь Илья.

Он вернулся к белому камню, стер старую надпись, новую написал: «Ездил в правую дорожку — убит не был».

— Ну, поеду теперь, где женатому быть.

Как проехал Илья три версты, выехал на лесную поляну. Там стоят терема златоверхие, широко раскрыты ворота серебряные, на воротах петухи поют. Въехал Илья на широкий двор, выбежали к нему навстречу двенадцать девушек, среди них королевична-красавица.

— Добро пожаловать, русский богатырь, зайди в мой высокий те­рем, выпей сладкого вина, скушай хлеба-соли, жареной лебеди.

Взяла его королевична за руку, повела в терем, посадила за дубо­вый стол. Принесли Илье меду сладкого, вина заморского, жареных ле­бедушек, калачей крупитчатьих... Напоила-накормила богатыря, стала его уговаривать:

— Ты устал с дороги, умаялся, ложись отдохни на кровать тесовую, на перину пуховую.

Повела королевична Илью в спальную горенку, а Илья идет и думает:

«Неспроста она со мной ласкова: что королевичне простой, казак, старый дедушка? Видно, что-то у нее задумано».

Видит Илья, что у стены стоит кровать точеная-золоченая, цветами расписана, догадался, что кровать с хитростью.

Схватил Илья королевичну и бросил на кровать к тесовой стене. Повернулась кровать, и открылся погреб каменный, — туда и свалилась королевична.

Рассердился Илья:

— Эй вы, слуги безымянные, несите мне ключи от погреба, а не то срублю вам головы!

— Ох, дедушка незнаемый, мы ключей и в глаза не видывали, а ходы в погреба покажем тебе.

Повели они Илью в подземелья глубокие; сыскал Илья двери по­греба: они песками были засыпаны, дубами толстыми завалены. Илья пески руками раскопал, дубы ногами растолкал, открыл двери погреба. А там сидит сорок королей-королевичей, сорок царей-царевичей и сорок русских богатырей.

Вот зачем королевична зазывала в свои терема златоверхие.

Говорит Илья королям и богатырям:

— Вы идите, короли, по своим землям, а вы, богатыри, по своим местам и вспоминайте Илью Муромца. Кабы не я, сложили бы вы голо­вы в глубоком погребе.

Вытащил Илья за косы на белый свет королевичну и срубил ей лукавую голову.

А потом вернулся Илья к белому камню, стер старую надпись, на­писал новую: «Прямо ездил — женатым не бывал».

Ну, поеду теперь в дорожку, где богатому быть.